Кромешная темнота сменилась на ослепительно яркий, режущий глаза свет, заставив меня невольно зажмуриться. Так я вынужден был пролежать ещё пару минут, совершенно не чувствуя тела. После этого на несколько мгновений меня буквально пронзила боль - сильная, просачивающаяся сквозь тело боль, заставив до того бесчувственную тушку уже слегка приподняться и снова рухнуть на землю. Мягко говоря, не самое лучшее ощущение, но я был рад этому - в конце концов, тело было в порядке, хоть боль в отходящих от немоты конечностях прошла ещё не полностью. Пробыв в таком состоянии ещё некоторое время, я, наконец, невольно открыл сразу же заболевшие от яркого света глаза, с трудом разглядев над собой голубое небо с белыми облаками и несколькими темнеющими тучами; ближе к горизонту голубой переходил в ярко-красный - привычный цвет неба после выброса. Я уже тогда, даже слабо соображая, заподозрил что-то неладное - уж слишком ярким было это небо, уж слишком чистым был жадно вдыхаемый мною воздух, в котором уж слишком отчётливо чувствовались так давно забытые мною запахи.
Я попробовал слегка приподняться , сделав небольшой рывок. Это, очевидно, было действительно не самой хорошей идеей - через долю секунды я уже вновь лежал на земле, теперь скрючившись от ещё более сильной боли. Следующая попытка была уже более удачной: на этот раз я уже медленно, без лишних резких движений приподнялся на дрожащие ноги и, сильно пошатнувшись и найдя опору в виде какой-то деревянной стены, вздохнул и рассмеялся самому себе, громко выдав что-то наподобие "Чёрт, ну и денёк сегодня выдался".
Через некоторое время, когда ощущения стали уже не такими острыми, я отошёл (говоря точнее, отковылял) на несколько шагов от моей опоры и осмотрелся. Я, похоже, находился на окраине какой-то небольшой деревеньки, а опора, собственно, была стеной одного из небольших полуразрушенных сельских домиков, её составлявших. Я понятия не имел, как меня угораздило сюда забрести, и что вообще произошло со мной, потому лишь задумчиво почесал затылок.
Привычным движением я потянул правую руку назад, где обычно висел на старом добром армейском ремне мой старый добрый (и ничуть не менее армейский) АК, и, не обнаружив его на месте, ругнулся про себя. Потеря, впрочем, была недолгой - бросив взгляд на землю, я увидел свой автомат в целости и сохранности лежащим рядом с тем местом, где несколько минут назад лежал и я сам. Подняв автомат с земли и проверив наличие патрона в стволе и предохранитель,, я медленно зашагал в ту сторону, где небо ещё оставалось ярко-алым после недавнего выброса.
В глубине души, шестым, если хотите, чувством, я ощущал, что происходит что-то странное. Как будто Зона изменилась. Как будто это уже не Она. Как будто всё то, что было до этого, было просто ночным кошмаром, который, как ни странно, оказался для меня счастливым.

Тут я наконец всё понял. Все эти странные чувства - это так давно забытые мною после стольких лет в Зоне ощущения, обыденные для Большой Земли. Звуки, запахи, цвета - как будто Зоны больше не было, как будто она просто-напросто исчезла, оставив меня наедине с самим собой. Не знаю почему, но я был в этом уверен. Я буквально чувствовал это нутром, а своим чувствам я доверять привык. Да, я знал, что не ошибался.
Зона была для меня последним Домом. Тем пристанищем, что я когда-то давно отыскал и думал, что никогда не потеряю. Тем, что спасло меня от жалкого существования, на которое я был обречён там, на Большой Земле. И теперь и этого пристанища больше не было. Теперь больше ничего не было. Ничего не оставалось. Может быть, я просто сошёл с ума, но я был уже ни в чём не уверен кроме одного - Её больше нет.
Размышляя, я добрался до вершины высокого холма. Было тихо; настолько тихо, что, казалось, ни одного живого существа не осталось в этом мире. Ни одного. Кроме меня.

Я достал из кобуры мой верный "Макаров" и передёрнул затвор. Вылетевший оттуда патрон громко, буквально пронзая тишину звоном металла, ударился о невесть откуда взявшийся там кусок трубы. Но патроном меньше, патроном больше - мне было уже всё равно. Этот металлический звон, похоже, будет последним звуком, который я услышу.
Но нет. Вот с неба начинают падать на траву мелкие капли дождя, отдаваясь в ушах приятным шумом. Да, как же любил этот звук, этот запах, и это приятное ощущение накрапывающего дождя.

С холма открывался живописный вид на то, что когда-то было Зоной Отчуждения. На то, что так недавно было мне Домом.
Сняв пистолет с предохранителя, я, глубоко вдохнув свежий влажный воздух, решил дать себе время ещё раз вдоволь насладиться этим прекрасным видом на свой последний Дом. Последнее пристанище.
Таким был мой Последний выброс.

12 Октября, 2014 года.

«Не то нынче время… Не то. Постоянные поиски себя самого истощают жизненную энергию, желание познавать. Изменился мир, изменилась Зона, изменился я. Недавно поймали одного сталкера, сумевшего пробраться к Припяти. Несмотря на правило о мгновенной ликвидации, бедолагу искалечили так, что он еще полчаса держал свои кишки в руках и молил о смерти. Почему его не убили сразу? Неужели те принципы, что заложились при рождении братства, ныне всего лишь быль о том, былом Монолите? Мы были призваны защищать людей от самих себя, а теперь мы превратились в безжалостных убийц!
Не то нынче время… не то. Я помню Зубра, хороший был мужик. С его жизнью от Монолита ушли и прежние идеалы. Он первым увидел перемену в братстве, за что и поплатился жизнью. Он был кумиром для меня. Я всегда заслушивался его рассуждениями про жизннь и смерть, про то, ради чего мы здесь, в Зоне. Его смерть окончательно погубила надежду на спасение прежнего Монолита. Теперь все считают нас фанатиками... что за вздор?! Иногда задумываешься: «Зачем я дал клятву служить Монолиту, когда эта клятва превратила меня в то, против чего всю жизнь боролся?». Отступничество. Отступничество от себя. Отступничество от своего прошлого. Я понимаю это и от того становлюсь еще хуже! Самое ужасное, что выбора у меня нет! Бред! Выбор есть всегда! Если я восстану, меня убьют свои. Если убегу – убьют сталкеры или бандиты. Будь честен... Всегда будь честен перед самим собой... Тебе легко говорить, отец! Ты уже там, в другом мире! Тебе ли судить о мирских проблемах?! Ты и при жизни ничего не достиг! Ты не хотел меня понять, даже не пытался! В любом случае, я сам во всем виноват...
Меня зовут Алексей Бордов. Я поклялся в верности Монолиту и только что я принял самое важное решение в моей жизни...»

11 Октября, 2014 года.

- За что ты избил брата своего?
- Он издевался над полумертвым сталкером, мастер...
- Что сталкер делал здесь?
Бордов потупил взор. Затем, выпрямившись он ответил:
- Он хотел добраться до Монолита, мастер.
- Ты испытываешь к тому сталкеру чувство жалости, Алексей?
- Мастер, он подлежит... подлежал мгновенной смерти, а не..
- Ты слишком заботишся о тех, кого нам поручено убивать.
- Разрешите идти, мастер?
- Ступай, ступай...
Если бы не годы службы в Монолите, где нарушение дисциплины каралось смертью, то он хлопнул бы за собой дверью так, что та слетела бы с петель. Он широким шагом вышел из центрального штаба и направился к казармам.
- Проследите за ним – сказал Мастер человеку, одетому в темный плащ с капюшоном из под которого виднелась Монолитовская униформа.
- Слушаюсь, мастер.
- Я чуствую, что его вера колеблется. Если он еще чего-нибудь учудит – сделайте все быстро и безшумно. Нам не нужны его последователи.

Тем временем, Алексей Бордов, взяв с собой лишь немного боеприпасов и один только автомат пошел, как он сам сказал «пар спустить». Он долго шел, все больше отдаляясь от штаба Монолита. На минуту он остановился. В дали виднелся силует могучего сооружения под которым скрывался смысл его жизни... Он звал его... Он звал его с первых дней прибытия в Зону... Бордов услышал неподалеку лай собак. Сняв с плеча ружье, он пошел на звук, сбавив темп. Осторожность с которой Алексей приближался к звуку была похожа на осторожность ягуара, перед тем, как он выпрыгнет из засады и начнет рвать на куски еще живое, но уже теряющее силы тело жертвы. Его острый взор заметил мелькание среди деревьев. Бордов насторожился. Взяв на мушку невидимого противника, казалось, даже сердце его перестало стучать, чтобы в тишине можно было расслышать любой звук, любой шорох, любую неосторожную ошибку врага. В полной тишине Бордов услышал кашель. Это кашлял человек. Не давая Алексею обдумать его дальнейшие действия, человеческий силуэт побежал вглубь леса. Бордов помчался за ним. Ярость бурлила в его крови. Ее провоцировал не столько бъект погони, сколько недавние события, но сейчас это было не важно. Он – охотник. И он поймает свою жертву во что бы то ни стало! Неопытный сталкер выбежал на небольшую опушку леса, тем самым давая шанс себя пристрелить. Бордов был слишком большим проффессионалом, чтобы не воспользоваться этим шансом. Сталкер был на мушке. Раздался выстрел... Бордов промахнулся. Еще секунд пять он немог выйти из шокового состояния. Он промахнулся не случайно. Боясь себе в этом признаться, он сделал в направлении сталкера еще несколько очередей, хотя знал, что это бесполезно – сталкер успел отдалиться на полсотни метров. Впервые в жизни, перед тем как нажать на курок, вся жизнь промелькнула у него перед глазами, как будто на мушке был он сам. Он вспомнил детство, своих родителей. Он вспомнил, как они вместе ходили в парк, гуляли по городу... Он вспомнил любовь. То слово, воспоминаний о котором он боялся больше смерти, пришло к нему в самый неожиданный момент. Человеческая мысль летит с невероятной скоростью – за доли секунды он подумал о жизни своей, жизни того парня, которого он собирался лишить ее. Бордов содрогнулся. Откинув в сторону ружье, он сел около дерева и... заплакал. Возможно, впервые за последние 20 лет он заплакал. В груди его разгоралась буря эмоций и она убивала его. Убивала того Бордова, который последние 10 лет сам лишал жизни людей во имя ложной и утопической цели. Убивал по указке, убивал из мести, убивал из... привычки? В порыве необузданых эмоций в которых сочитались гнев, отчаяние, печаль, отвращение и презрение, он достал пистолет и поставил его у виска. Когда человек за доли секунды осознает, что он превратился в животное, что все, что он делал – бессмыслено и что поиски смысла жизни обернулись для него утопанием в бездне жестокости и хладнокровия, он не в состоянии справится с такой нагрузкой... Он решил не подготавливаться и не просить у Господа прощения, а просто нажать на курок. Щелчек осечки, который раздался у самого его уха, запомнился ему на всю жизнь. Этот звук содержал в себе так много смысла, что передать его в одном рассказе – задача абсолютно невыполнимая.
Бордов сидел и смотрел в одну точку несколько часов. Он размышлял... Нет, он не думал о своих поступках, о том что произошло... Он вспоминал то время, когда еще был способен давть людям ЛЮБОВЬ и принимать Ее взамен. Детство. В его голове крутились воспоминания двадцатилетней давности. Он не вспоминал о своей ранней жизни с тех пор, как пришел в Монолит. Для него эти ощущения были как-будто новыми... Он стал хладнокровен и жесток. Улыбка навещала его уста лишь после какой-нибудь пошлой шутки в местном баре. У него не было друзей. Не было семьи... у него был... Монолит! Бордов резко швырнул попавшийся под руку камень в густую чащу. Быстро взяв ружье он направился в сторону штаба Монолита. Злость снова овладела им. Вся его жизнь была разрушена этим адским исчадием под названием Монолит. Утопия человеческого существования, миф о вечном блаженстве. Мысль которая не давала ему никаких шансов отступить: «ЗОНА ДОЛЖНА ИСЧЕЗНУТЬ».
Был уже глубокий вечер, когда Бордов явился в расположение штаба Монолита. Он зашел в казарму и посколько был старшим по званию, велел всем покинуть комнату, в которой находился. Он открыл свой шкаф и выбросил на пол все вещи. Открыв сейф, он начал по-очереди доставать оттуда винтовки, пистолеты, гранаты и боеприпасы. Шум звона холодного металла прервал чей-то хриплый голос:
- Куда собрался, верный слуга Монолита?
Бордов потянулся за пистолетом, но собеседник опередил его.
- Мастер знал, что ты отступник. Он это знал еще с самого начала... поэтому-то он и убил твою сестру и мать...
Бордов быстрым ударом ноги обезоружил противника, но тот тоже оказался проворным и вскоре приставил нож к спине Алексея.
- Ты верно послужил нам все эти годы... Пришло время тебя отблагодарить...
Бордов попытался вырватся, но наткнулся на нож, который прошел сквозь его бок. Он крепко схватил своего убийцу за плечи и не смог произнести нислова.
- Вы только посмотрите на это... – Он начал медленно «вкручивать» нож Бордову в живот – Кишки прекрасно наматываются на нож, прямо как спагетти...
Бодров почувствовал такую адскую боль, что вот-вот, казалось, потеряет сознание и никогда больше не увидит свет. Но нащупав на полу что-то вроде заточки, он с ужасной силой воткнул ее в шею противнику. Нечеловеческих усилий стоило ему свалить с себя труп истекающего кровью врага. Но встать с пола он уже был не в силах. жизнь покидала его. Нужели он избежал смерти при попытки самоубийства, чтобы вот так умереть от руки подлого убийцы? Он попытался встать еще раз, но боль от ранения отбросила все надежды. Он умирал. Умирал, так и не почувствовав вкус жизни. Но умирал он уже настоящим человеком. Умирал с памятью о тех, кого он любил.
Закрыв глаза он вдруг оказался на опушке леса. В тридцати метрах он увидел убегающего сталкера. В другой стороне виднелся Он. Он манил и звал... Бордов очнулся. Жизнь еще не покинула его. Он сидел в луже крови все в той же казарме. Но он не чувствовал боли. Не чувствовал вони разлагающегося рядом трупа. Он не слышал жужжания мух. Его плоть была уже мертва. Он чувствовал в себе необыкновенную энергию, хотя минуту назад не мог встать. Он поднялся, нет он вскочил с пола и пошел к выходу, взяв с собой автомат. Он шел ТУДА. Он шел убивая всех на своем пути. Два рза ему попали в грудь, но он шел. Захлебывался кровью, хромал, но он шел. Войдя в здание где находился Монолит, неожиданно, из-за угла показался монлитовец с обрезом. Глухой выстрел промчал тысячи крошечных кусков свинца через плоть Бордова. Еле контролируя свое тело, он выстрелил монолитовцу в голову и тут же уронил свой пистолет. Он шел, напоминая зомби. Голова освободилась от мыслей. Тело было готово проститься с душой, но душа жаждала одного: «Зона должна исчезнуть». Голос Монолита в голове Алексея уже не мог достучаться до его сознания. Бордов был наполовину мертв.
Представ перед Монолитом, он выговорил всего пять слов: «Я хочу, чтобы Зона исчезла...». Безжизненное тело Алексея свалилось наземь. К сожалению, ему не удалось увидеть то, как в одну прекрасную ночь на 12 Сентября 2034 года, Зона Отчуждения вокруг ЧАЭС исчезла с лица Земли, оставив вместо себя поля, леса и воспоминания... Воспоминания о детстве, воспоминания о любви, воспоминания о жизни...