Взрыв в Чернобыле отозвался в судьбах и биографиях сотни тысяч людей. Бросая на произвол судьбы все нажитое, работу, дом — кто в чем стоял оказывался перед неизвестностью. С собой были только документы и необходимые вещи, ведь эвакуировали всего на несколько дней, а оказалось — навсегда. «Великое переселение» не только отрывало людей от своих корней и бросало в чужую среду, но и обусловливало душевную тревогу, вызывало множество стрессов. Предоставлялась ли чернобыльцам психологическая помощь и вообще существовали ли в то время такие службы — об этом наш разговор с кандидатом психологических наук, руководителем проекта Программы развития Организации Объединенных Наций в Украине Оксаной ГАРНЕЦ. — К сожалению, на тот момент психологических служб, которые бы сопровождали весь этот процесс, просто не существовало. Они были созданы только в 1992 году. В Киеве же на момент аварии как раз организовывался психологический центр, и это было нечто экзотическое. То есть психология как практическая наука — помочь выйти из депрессии, решить личные проблемы — только начинала развиваться. Инициировала создание центров социально-психологической помощи пострадавшим чернобыльцам организация ЮНЕСКО в 1991 году (они до сих пор работают в Славутиче, Бородянке, Иванкове, Коростене, Боярке). Это произошло после того, как тогдашнее правительство признало, что у нас есть постчернобыльские проблемы и нам необходима международная помощь. Всем понятно, что психологическая поддержка пострадавших была запоздалой. Наша справка В 1986 году Оксана Гарнец участвовала в создании первого и единственного на то время в Киеве психолого-консультативного центра. В 1988-м перешла в Институт психологии в лабораторию, изучавшую последствия Чернобыльской катастрофы для подростков. Именно тогда было проведено исследование детей-переселенцев и тех, которые проживали на загрязненных территориях. С 1987 по 1990 годы действовала программа по изучению психологической ситуации после Чернобыльской аварии. Потом — затишье. К сожалению, методический постоянный психологический мониторинг состояния детей-подростков и их семей не проводится. — Каковы последствия эвакуации? — То, что население отнеслось к этому спокойно и с пониманием, свидетельствует: люди, работающие в атомной энергетике, в определенной степени психологически готовы к экстремальным ситуациям, несмотря на то, что до того дня утверждалось: атомная энергетика безопасная и экологически чистая. Во время экстренной эвакуации из 30-километровой зоны прежде всего вывозили детей — детсадами, школами. Родители некоторое время их разыскивали, так как не всегда было ясно, куда их вывезли. Исследование показали: если дети в экстремальной ситуации находятся рядом с родителями, они воспринимают ее, скорее, как приключение. Иначе ребенок, не понимая, что происходит, переживает огромный стресс, который со временем начинает реализовываться, налагая определенный отпечаток на его психику. — Как семьи приживались на новой почве? — Из Чернобыльского региона переселяли целыми селами. Новые дома неплохого качества, с газом, со всеми удобствами возводились рядом с существующим селом, где условия жизни были намного хуже. Это порождало зависть. Более того, среди взрослых велись разговоры, что переселенцы заразные, излучают радиацию. Эти мифы, возникавшие из-за отсутствия корректной информации, срабатывали. Например, в школах на их детей показывали пальцами. Тогда никто не думал о том, что прежде чем переселять, необходимо провести разъяснительную работу с местными жителями, а затем — помочь выстраивать сельскую общину, чтобы проблемы чернобыльцев стали понятными. Или, скажем, район Троещины должны были заселить киевляне, годами стоявшие в очереди. Но новое жилье досталось тем, кто остался без крыши над головой. Беда в том, что людям не объясняли, что происходит. Отсюда и непонимание. Совсем другая ситуация была с людьми, уезжавшими из загрязненной зоны во время планового переселения. Перед тем их информировали, у них интересовались, куда они хотят перебраться, гарантировали соответствующие условия проживания. После переезда они намного лучше и легче адаптировались в других регионах, чем те, кто попадал туда в форс-мажорных обстоятельствах. Как-то разговаривала со старушкой, которая с Житомирщины возвратилась назад — в 30-километровую зону. Там с дедом обзавелись своим хозяйством и чувствуют себя абсолютно счастливыми. На мое удивление, что бежали от лучших условий, женщина сказала: здесь, в нашем Полесье, земля сухая, куры могут выйти поклевать, а там чернозем — у курицы лапы вязнут. 90 процентов всех пострадавших проживали в сельской местности. Поэтому, прежде всего, это — сельская катастрофа. А крестьяне, как известно, навеки прикипают к насиженным местам. И прижиться где-то в других местах им крайне тяжело. — Страдали ли люди фобиями в результате хронического стресса? — Фобии, спровоцированные непрофессиональной информацией, которая подавалась населению, были в самом начале. Очень хорошо помню, как 5 мая тогдашний министр здравоохранения по телевидению уверял, что все прекрасно, никакой угрозы нет, но закройте форточки, каждый день делайте влажную уборку, мойтесь после каждого выхода на улицу и т. п. Непродуманное информирование вызвало парадоксальные фобические реакции у населения. Например, среди лета некоторые киевляне начали одеваться, будто зимой. Но отмечу, что много было психосоматических реакций. Как известно, стрессогенные ситуации влияют на физическое здоровье. Это доказанный факт: стрессы провоцируют сердечно-сосудистые заболевания, аллергию, нарушения пищеварения и т. п. Ведь те, кто живет в ожидании болячек, в конце концов, их получают. А у больного свое объяснение — от радиации. О влиянии радиации написано немало. Все зависит от того, как мы воспринимаем эту информацию. Конечно, здоровье надо беречь, но не надо связывать все нелады с последствиями катастрофы. — Исполнилась 21-я годовщина той страшной атомной ночи. Подросло уже новое поколение переселенцев. Отразился ли на них чернобыльский синдром? — В результате исследования среди подростков-непереселенцев (контрольной группы) и переселенцев в конце 90-х годов вырисовалась такая картина: детям контрольной группы виделся в будущем только позитив — поступление в вуз, свадьба, большая семья и т. п., продолжительность жизни не менее 95 лет. А подростки-чернобыльцы делили жизнь на до и после аварии. Будущее им представлялось безрадостным, а себя дети видели больными и отмерили свой век 65-летней отметкой...
|