С тех пор, в Белоруссии, Украине и России участились заболевания раком. Много людей погибло. Некоторые стали ивалидами. Катастрофа вызвала невыразимое социальное разрушение и нанесла сокрушительный удар шатающемуся Советскому Союзу. Линия между героем и жертвой была тонка не только в первые ужасные недели после несчастного случая. Пожарные боролись с огнем, но испытывали недостаток в инструментах. Военные вертолетные пилоты парили в радиоактивном пере дыма, чтобы тушить горящий реактор тоннами песка и воды (!), но их "бомбежки" не достигли цели. Все же катастрофа - и шанс для героизма - не заканчивалась, даже когда огонь был потушен. Месяцы и годы, группа ученых во главе с физиком Александром Боровым (на фото), исследовали труп реактора, чтобы удостовериться, что реактор больше не может приченить вреда. Работая в горячем, темном лабиринте, где радиация могла убить в течение минут, они нанесли на карту и проанализировали тонны реакторного топливного сохранения. Это был героизм. "Боровой знал то, что он делал," говорит Преподаватель Гарварда ядерный физик Ричард Вайлсон, "и он имел воображение и здравый смысл", чтобы преуспеть.

Теперь, спустя 15 лет после несчастного случая, мили пустынной сельской местности вокруг завода стали диким местном. Припять, когда-то мерцающий город (приблизительно 45 000 рабочих завода и их семей) является заброшенным городом, тихим кроме тех случаев, когда ветер шелестит ветви деревьев или ударяется о двери. Хотя "саркофаг", как нам утверждают, надёжно защищает от радиации Боровой все еще ищет признаки опасности. Грузный, седоволосый человек 63 лет, он не ожидал короновать свою карьеру - этот путь. Но он говорит, что когда спрашивали пойдёт ли он на это его коллеги "не могли сказать нет. Мы должны были пойти и сделать это потому что мы поняли, что наша работа была очень важна для других людей." В престижном Институте Москве, Боровой изучил neutrinos, тонкие податомные частицы поток которых проходит через человеческое тело. Но всю весну и лето 1986 он провёл вычисляя радиоактивные зоны опасности, в районе разрушенного реактора. Он остался в Москве, потому что его мать умирала. Но вскоре он уже был в Чернобыле, где он оказался перед простым вопросом: Могли ли остатки реакторного топлива взорваться снова? Жизни тысяч рабочих, устанавливающих саркофаг была под угрозой. Чтобы находить остатки, Borovoi и его напарники должны были рисковать жизнью в сердце разрушенного реактора. Очищающие работы не не могли проходить нормально; Рабочие застревали в развалинах другие были свалены радиацией. "У нас был только один вид работников которые могли работать" говорит Боровой. Сами рабочие назвали себя "СТАЛКЕРАМИ". Рабочие комбинезоны, перчатки, и респиратор стали их ведущей защитой и были слишком громоздкими для перемещение в развалинах реактора. Падение рабочего могло стать фатальным.

В конце 1986, в одной из не очень радиоактивных комнат и узких проходов, Сталкеры обнаружили гладкое, черное формирование, напоминающее ногу гигантского слона. Получение фрагменты было не легко проанализировать - фрагмент имел большой радиоактивный фон. Ученые могли проводить рядом с ним считанные секунды. Когда Боровой и его коллега Эдуард Пацукхин проанализировали этот предмет, они узнали, что "нога слона" была сделана из урана и циркония созданного в реакторе. Как реакторное ядро, сожженное в тысячах степеней, литое топливо очевидно проело себе путь через бетонный пол и медленно сочилось в комнаты ниже, где в это время охлаждалось и укреплялись последствия реакций. Концентрация урана в "Лаве Чернобыля" настолько высока, что стала растворятся. Это и стало причиной новой ядерной реакции.
"Нога слона" была только маленькой частью 180 тонн топлива. Существовала опасность выпадения радиоактивных осадков, содержащих в себе все те 180 тонн, что по мнению Борового вышли из реактора как радиоактивные пары. Боровой продолжал исследовать кишку реактора. Он и его коллеги нашли больше гладкой массы лавы в близлежащем районе. В мае 1988 года, рабочие сверлили стены в главную реакторную яму - и убедились, что отсек где хранилось топливо пустеет. Все топливо, что появилось, гасилось во взрыве или медленно сочилось в более низкие комнаты как растворяющаяся лава.
Пробудить реактор стало маловероятно.
Чтобы сохранить современное состояние саркофага, Сталкеры вынуждены были выдержать лучевые атаки, вызванные пребыванием в эпицентре катастрофы. Заболевание раком у Сталкеров было гораздо выше чем у остальных работников Зоны. Боровой не стал показывать свою собственную дозу, полученную в ходе работ непосредственно в реакторе. Но он ухмыляясь он говорит, что если бы люди наблюдающие за ним тогда знали какую дозу он получил, его бы давно отстранили от работ.

Пока, он и его люди не перенесли "никаких определённых лучевых болезней" - говорит он. Удары и сердечные приступы принесли тяжелые потери для Сталкеров, но сам Боровой приписывает подобные случаи сложности и напряжению их работы. Он продолжает исследовать горячие точки: комнаты где опасно, нерасплавленное топливо может быть похоронено в щебне, не прикрытой лавы, превращающейся в ядовитую пыль. Торопливо построенный саркофаг пронизан отверстиями и опирается на ослабленные стены разрушенного реактора. Крах поднял бы облака радиоактивной пыли во второй раз, возможная катастрофа представляет большую опасность, размерами с "первый Чернобыль". Международный проект по постройке нового укрытия в стадии реализации. До тех пор, Боровой будет обязан находится в зоне разрушенного реактора, который он называет "моим главным врагом, и моим главным другом."