* * *

Я вышел из бара. Предрассветные сумерки как всегда принесли сырость и неприятный, холодный ветерок, больше похожий на дыхание еще неразбуженной стихии. Что-то было в нем особенное. То чувство, которое он вызывал и от которого внутри все сжималось. Я мгновенно стал из обычного человека хищником, ощутил новые, волнующие запахи, проникся каждым звуком. Теперь я – машина смерти.
Я решил идти по направлению к старому цементному заводу. Сейчас моя цель – мутанты, которыми интересовался местный охотник Зверобой. Если удастся добыть сегодня трофей, он, извиняюсь за тавтологию, охотно выложит за низ деньги. Не знаю уж, куда он девает такой специфический товар. Наверняка ученым на исследование сдает. Время я выбрал как раз самое удачное – ночных тварей стало поменьше, но их все еще можно было при желании обнаружить. Главное, не тянуть с этим делом, поэтому я шел быстро, метр за метром преодолевая асфальтированную дорогу.
«Ну-ка дружно позовем: кро-во-сос!» – мелькнула забавная мысль. И вдруг я увидел его. Прямо-таки невиданная удача!
Кровосос сидел в кустах, размышляя о своем, о женском. Он тоже охотился, но я заметил его первым – а это уже преимущество. Мутанта выдали его же бесстыжие глаза, горящие, словно два фонаря. Позиция у меня идеальная. Причем если бы кровосос хоть изредка пользовался мозгами, то давно бы заметил стоящего в полный рост человека. Но радоваться еще рано. На таком расстоянии мутант мне ничего не сделает, у него же нет ТРс-301с оптическим прицелом. Тут главное сохранить хладнокровие. Я глубоко вдохнул и поднял винтовку. Кровосос был неподвижен. Что-то тут не так… Я нажал на курок, но секундой раньше тварь вдруг сорвалась с места. Выстрелы раздались незамедлительно. Похоже, кто-то решил опередить меня. Загоревшись жаждой возмездия, я побежал за кровососом. То, что предстало перед моими глазами дальше, совсем уж выходило за рамки приличия.
Из кустов мне навстречу выломился долговец с глазами бешенной селедки. Я среагировал скорее инстинктивно – еще до того, как я понял, что случилось, электрический импульс, пробежавший к пальцам, заставил меня выстрелить. долговец тоже в долгу не остался, но появившийся из неоткуда кровосос смел его ударом когтистой лапы. Очередь прошла мимо меня – я, соответственно, тоже зря истратил пули. Мутант рыкнул и опять рванул и без того уже потрепанного им сталкера. долговец упал на колено, чудом удержав равновесие, но свою «Грозу» не выпустил из рук. Так и сдохнешь с ней в обнимку, подумал я. Какое-то мгновение враз был беспомощен, но я не воспользовался его положением – не до того сейчас – и открыл огонь по кровососу. Мутант заревел и мелькнул где-то сбоку, готовясь нанести ответный удар. Время вдруг замедлилось, стало широким, размашистым мазком, прочерченным, будто кардиограммой, оглушительным биением сердца, которое подскочило под горло, грозя вырваться наружу. Все чувства, достигнув передела, разом выплеснулись из меня, а мир вдруг стал удивительно четким. И я выстрелил. «Гроза» отозвалась трескучим эхом.
Кровосос упал мне под ноги, раскинув руки. Теперь долговец – мой единственный противник, а это значит… Я опомнился первым, выиграл одну лишь секундочку, но это в итоге спасло мне жизнь. Долговец вдруг бросился в сторону, но, довольно-таки неуклюже перекатившись через бок, из-за своего ранения не смог осуществить задуманное. Когда же он схватился за оружие, дуло моей винтовки уже смотрело ему в лицо. Я не побоялся приблизиться к врагу так близко только за тем, чтобы увидеть страх в его глазах. Но я ошибся. Страха не было. Долговец пошатнулся. Он был серьезно ранен – кровосос был уж слишком прыткий; на траву часто-часто падали густые алые капли. Еще немного – и он потеряет сознание. Но, как и подобает долговцу, он держался достойно, а на его лице играла нахальная, презрительная ухмылочка, адресованная мне. Гордый, блин.
Мы смотрели друг другу в глаза. Еще немного… Вот и все. Он вздрогнул и повалился на бок. Я подошел к нему ближе, не отпуская винтовку. Любопытно. Долговец судорожно дышал, как будто выброшенная на берег рыба, под ним быстро расплывалась лужица крови. Умирает… ну и что? Умирает… точно так же, как мог бы умирать сейчас я, как и любой, настигнутый смертью человек. Но внутри меня шевельнулось странное, колючее, настойчивое, словно муха, чувство. Я научился терпеть боль и преодолевать страх, но оно вот так просто сломало те барьеры, которыми я оградился от эмоций, и хлынуло в душу обжигающим потоком. А ведь если хоть раз задуматься, противостояние «Долга» и «Свободы» покажется совсем уж бессмысленным. Кто-то должен остановить кровопролитие. Если мы живем вместе на «Янове», сохраняя нейтралитет, то почему не можем мирно сосуществовать в Зоне, к которой тоже надо было приспосабливаться? Так почему бы не протянуть руку помощи первым? Что будут, если я спасу его?
Что будет, что будет... попрут из свободы» нафиг. Но я решил попробовать. Хорошо бы дождаться темноты, но долговец может не дожить. Я присел на корточки и достал аптечку. Приступим. Тем временем долговец пришел в сознание и уставился на меня так, будто увидел за моей спиной ангельские крылья. Могу поспорить, дар речи к нему вернется нескоро. Интересно, что он скажет? Наверно решит, что я всего лишь плод его богатого воображения. Это избавило бы меня от объяснений. Однако я недооценил своего недавнего противника. В приступе храбрости он выхватил нож, но я вовремя пресек попытку убить себя, любимого, и вырвал оружие из его слабых пальцев. Долговец захрипел, бешено вращая глазами, словно я наступил ему на горло.
– Эй, припадочный, харе уже звуки издавать, а то я решу, что кровосос тебя в мутанты завербовал, – усмехнулся я. Какой же свободовец отказался бы от возможности немного подстебаться над долговцем? Черт. Мелочь, а приятно. Долговец, не разделив моей радости, послал меня на три буквы.
Я встал, глядя на него сверху вниз. В его глазах по-прежнему не было страха. Только ледяное презрение, граничащее с ненавистью. Убивать человека только потому, что его взгляды противоречат твоим? Бред. В Зоне и без того хватает смертей. Героем я себя не чувствовал, но здесь и сейчас в моих руках жизнь человека. И я могу распорядиться ей по своему усмотрению. Я могу убить его, тем самым отомстив за одного убитого «Долгом» свободовца. Но это ничего не изменит. Я могу спасти его. Но это тоже ничего не изменит, потому что одна жизнь не станет весомым аргументом для примирения. Где же выход? Убивать, пока обе группировки не истощатся до такой степени, что сложат оружие? Я усмехнулся. И ежу понятно – «Свобода» не устоит перед «Долгом» и будет уничтожена. Сомнение обвилось вокруг моей шеи скользким щупальцем, но я решительно его сбросил и сразу же ощутил небывалую легкость. И протянул долговцу руку. Сначала он не понял, а потом вдруг рассмеялся жутковатым, совсем невеселым смехом и, показав мне средний палец, рассказал, в каких позах видел всех свободовцев.
Сволочь. Я знаю, чего ты добиваешься. Чтобы я пристрелил тебя. Ты лучше умрешь, чем уступишь принципам.

* * *

Когда я начал его поднимать, долговец отключился. Я перекинул его руку себе через плечо и взвалил раненного на спину. Весу в нем было не меньше, чем наглости. Благо до «Янова» было недалеко. Я шел из последних сил, с хрипом выдыхая воздух. Легкие жгло огнем. Все-таки я ненавижу этого долговца хотя бы за то, что он сейчас висит на мне и даже в бессознательном состоянии умудряется причинять боль. Но с каждым вздохом, с каждым вымученным шагом вперед я становился только упрямее. Теперь, когда уже видна цель, я его не брошу. Я был на пределе, но все же решил подойти к «Янову» не как обычно, а скрываясь за вагонами навсегда остановившегося состава. Патрулей «Долга», которые частенько паслись в окрестностях, видно не было. Ну конечно, день в разгаре, а это значит, что началась охота на мутантов. Я аккуратно положил долговца на землю и в изнеможении повалился рядом. Но отдых сейчас непростительная роскошь. Долговцу пришлось вколоть противошоковое. Я с тревогой смотрел на его лицо, скованное судорогой, – если не очнется, то случай безнадежный. Но парень вздрогнул и открыл глаза.
– Оставлю тебя здесь… – сказал я. – Зови на помощь как только я уйду.
– Не знаю, зачем ты это сделал… – процедил он, морщась от боли. – Но мы по-прежнему враги и всегда ими будем. А если мы еще когда-нибудь встретимся, то я убью тебя, несмотря ни на что.
– Ты ошибаешься, – ответил я. – У нас с тобой общий враг – Зона, и только один долг – выжить. Когда-нибудь ты поймешь…
И я повернулся к нему спиной, не опасаясь выстрела в спину. Кто знает, как бы он себя повел дальше, если бы я в целях безопасности не забрал у него оружие.

* * *

Он метался в бреду, сгорая от жара. Темнота, липкая, словно паутина, окутала его коконом. Он задыхался, сжатый, раздавленный жесткими нитями, которые врезались в тело.
Жизнь пронеслась перед глазами и то, что он увидел, поселило в его сердце ужас. Это было похоже на фильм, который хотелось побыстрее выключить. Он видел кошмары. Дорога и залитый кровью асфальт – это свободовцы напоролись на патруль «Долга». Все погибли.
«Я их убил, я!»
Широко распахнутые, пустые глаза, бессмысленно глядящие в небо. Лица – белые, застывшие… не лица – маски!
«Я их убил... Ненавижу, ненавижу... я так устал видеть смерть, я больше не хочу! А теперь она стоит рядом, положив мне на лоб пылающую адским жаром руку. Пусть заберет меня отсюда. Это будет справедливо. Иначе я не выдержу! Я никогда не показывал слабость, загнал душу в железную клетку, но все это время она кричала и сводила меня с ума. Вы все лжете! Ненавижу вас! Никто даже не вспомнит обо мне. Я совсем один. Навсегда…»
Долговец на койке застонал. Медик отложил ручку, прислушался. Опять что-то бормочет. Ничего не разобрать. И как он с такой раной сумел сюда добраться? Невозможно… не иначе как Зона его пощадила, других объяснений нет. Утром снова заходил тот свободовец. Как же его зовут? Лицо такое знакомое. Вроде болтает о всякой фигне, будто ему заняться больше нечем, но у меня такое чувство, что он замешан в этой истории. Какая уже разница... шансов, что раненый выживет, мало. У него третий день горячка. Если начнется заражение крови, он обречен.

* * *

Затвор щелкнул в крайнем положении – это закончились патроны. Проклятье! Я отбросил бесполезное теперь оружие и, привалившись к облупленной стене, сполз на пол. В глазах потемнело, плечо пульсировало острой болью. Я зажимал рану рукой, сквозь пальцы струилась горячая кровь. Но сейчас не до этого, потому что смерть моя гораздо ближе. Уже слышны шаги. Их перекрывал стук рвущегося из груди сердца. А потом все звуки исчезли. Я закрыл глаза, смирившись с тем, что сейчас умру. Они, конечно же, будут преследовать меня до конца, словно псы, учуявшие запах крови, которые уже не перед чем не остановятся.
Я обратился к Богу, хотя раньше не признавал его существования. Я был уверен, что заслуживаю смерти, но все же попросил его простить меня. Не знаю, правда, услышал ли он эту импровизированную молитву, но внутри меня стало светлее, и даже боль показалась чем-то нелепым по сравнению с этим чувством.
В полуразрушенную комнату ввалился один из моих преследователей и тут же вскинул винтовку. Я даже не успел как следует осознать, что это последняя секунда моей жизни. Но пауза уж слишком затянулась. Да стреляй же наконец, подумал я… в чем дело? Долговец замер, глядя на меня сквозь оптику прицела. Что происходит? Нет, не может быть. Я даже улыбнулся. Долговец убрал винтовку от лица. Надо же – и правда он, тот самый. Тот, который при следующей встрече обещал убить меня. Как и тогда, мы посмотрели друг другу в глаза. А потом долговец кивнул, словно с чем-то соглашаясь, и крикнул остальным:
– Он мертв.
Я снова закрыл глаза. Потребность дышать показалась вдруг необычайно острой. Я жадно глотал воздух, наслаждаясь тем, что живу. Стало совсем тихо. Ушли...
И все-таки я в нем не ошибся. Пусть даже я солгал тогда, ведь мы по-прежнему враги, а теперь он просто вернул свой долг, но хотите верьте – хотите нет: это был первый шаг к примирению обеих группировок. И, надеюсь, не последний.