Я родился в городе Ижевске. Вскоре после моего рождения меня и моих братьев упаковали в большой деревянный ящик и куда-то долго везли. Когда же ящик открыли, я увидел своего нового друга. Он был одет в зеленую форму и фуражку, а на руке была черная повязка «ИК-154 ГУИН РФ». Так я попал на зону.
Мы с моим другом не расставались целыми днями – он бережно носил меня, согревая теплом своих рук, регулярно разбирал и смазывал, в общем, ухаживал, как и полагается примерному инспектору Государственного управления исполнения наказаний. Вскоре я узнал, что зовут его Виктор Сергеевич Белоусов, и носит он звание лейтенанта, женат, имеет двоих детей и любит рыбалку. Хорошо мне жилось, в общем-то. Раз в месяц мы вместе ездили на стрельбы. Помня о хорошем уходе, я старался не подвести друга и в меру своих возможностей старался направить пули точно в центр мишени – «яблочко», как ласково называли его люди. Виктор Сергеевич был доволен – благодаря мне, он всегда был в числе первых стрелков среди инспекторов колонии. Только еще два инспектора могли соперничать с ним – капитан Прянишников и лейтенант Федосеев, они тоже любили свое оружие и всячески баловали его. Хорошее отношение ведь и автомату приятно, правда?
Но однажды ноябрьской ночью идиллия закончилась. Мы с Виктором Сергеевичем были на ночном дежурстве. Погода стояла пасмурная, тучи низко клубились над головой, вот-вот собирался пойти дождь. Мы обходили периметр колонии, как вдруг на нас сзади набросился какой-то человек в фуфайке, из тех, кого мы охраняли, и ткнул чем-то острым в спину Виктору Сергеевичу, отчего тот выгнулся и закричал. Впрочем, крик его быстро оборвался – отточенным движением урка перерезал ему горло, и лейтенант, испустив дух, упал в осеннюю грязь. Урка подхватил меня и побежал прочь.
Так не стало моего первого хорошего друга. Естественно, ни о каком уходе теперь я не мог и мечтать – обрастал себе пылью да грязью потихоньку. Да и работы, собственно, особо не было – мы с ним два месяца шатались по селам, ночевали в лесу, в стогах сена и вообще где придется. Я начал грустить и ржаветь.
В конце зимы мы встретили какую-то толпу оборванцев, шедшую на запад. Мой хозяин подошел к ним, по-быстрому переговорил (на их странном языке это называлось «перетереть») и присоединился к процессии. Из разговоров я понял, что попутчики – такие же криминальные элементы, только не сбежавшие из колонии, а выброшенные из ближайшего городка более сильной группировкой. Теперь, под страхом смерти, им нельзя было возвращаться, и они направлялись в Зону. «Хм, из зоны в зону, – хихикнул про себя я. – а зачем им туда? Мой-то вон, только сбежал, неужели вернуться надумал?»
Как выяснилась, слово «Зона» было именем собственным. Так именовали территорию, на которой тридцать лет назад произошла какая-то экологическая катастрофа. Что такое «экологическая», я не очень-то понимал, да и не особо старался понять. Главное, что там, похоже, было опасно, а значит, моего владельца могли запросто убить, и это стало бы отмщением за убийство моего друга. Теперь я очень хотел скорее попасть туда.
Вскоре мы пересекли заслон из колючей проволоки, который бандиты называли «Периметром». Под покровом ночи мы быстро пробежали пяток километров и остановились в небольшом распадке, со всех сторон скрытом разросшимися елками. Бандиты развели огонь, уселись и стали ужинать. Меня же небрежно отшвырнули в сторону.
Через час, когда уголовники вдоволь подзаправились и, как они любили выражаться, «заполировали» ужин парой бутылок водки, пущенными по кругу, из-за деревьев раздался глухой голос, словно его обладатель носил на лице резиновую маску. Тем не менее, в голосе этом слышалась властность.
- Ни с места! Вы находитесь на особо охраняемой территории! Ваше присутствие здесь незаконно! – Бандиты всполошились, меня тут же подхватили на руки и направили в темноту. «Вот он, мой шанс», подумал я, и когда бандит попытался выстрелить, я перекосил патрон так, что вместо очередей стал издавать только сухие щелчки.
- Заклинило, твою мать! – злобно выругался бандит и со злости швырнул меня в направлении, откуда донесся первый голос. В ответ с трех сторон раздались голоса автоматов, слегка напоминавшие мой, и все шестеро бандитов мирно осели вокруг костра, не подавая признаков жизни. Меня же снова взяли на руки и стали тщательно осматривать под лучом фонарика. Я понял, почему у говорившего был такой глухой голос – он носил на лице респиратор, как и его товарищи.
- Хм, новенький, только неухоженный какой-то, да и какой уход может быть у этого быдла, - заключил человек. – Подчистить, отполировать, и пользоваться можно.
Меня закинули за спину. Там уже висел автомат, непохожий на меня – странно небольшого размера, с коротким стволом и без приклада. «Вихрь», определил я.
Когда мы пришли в лагерь, я понял, что попал к военным. Пространство было освещено прожекторами, кругом ходили люди в зеленой одежде, напомнившие мне покойного Виктора Сергеевича. Меня отнесли в арсенал, где мной тут же занялся седой усатый военный с погонами старшего прапорщика. В то время, как он аккуратно разбирал меня, удалял пыль и грязь и полировал каждую деталь, он все время мурлыкал в усы какую-то песенку. Закончив, он собрал меня и положил на стол.
- Утром контрольную обстрелку сделаю и в реестр занесу, - сказал он. – А сейчас спать…
Наутро он взял меня на стрельбы. Я не подвел человека, который счистил с меня всю многомесячную грязь, и в благодарность исправно, раз за разом поражал центр мишени. Прапорщик, похоже, остался доволен нашими результатами – осмотрел мишень, улыбнулся, проворчал что-то одобрительно себе в усы и понес меня обратно. В арсенале он записал мой номер в свою тетрадку и уже собирался поставить меня в стойку, как вдруг в помещение вошел другой военный.
- Здравия желаю, Петрович, - поздоровался он. – Мне в рейд идти, командир отправил за автоматом.
- Вот этот бери, - кивнул прапорщик Петрович на меня. - Только что огневые стрельбы с ним на отлично сдал. Хороший автомат, не подведет. Давай-ка я на постоянку его к тебе припишу, ты ж вроде еще не получал оружие?
С этими словами прапорщик черкнул еще несколько строк в своих записях, выдал солдату три рожка патронов и оптический прицел, получил в тетради подпись о получении амуниции и тут же развернулся к нему спиной, демонстрируя ужасную занятость. Солдат козырнул, подхватил меня, рожки и вышел на улицу.
В рейд нас шло шестеро. Еще два человека были с моими близнецами, у двоих на плечах висели стрелково-гранатометные комплексы 5,56А-91 «Гроза», а еще один был обладателем хищного аппарата под названием снайперский автомат ОЦ-03АС. Серьезная команда подобралась, грозная.
Мы шли, не скрываясь, по старой асфальтовой дороге, сквозь трещины в покрытии которой там и сям побивалась трава, а кое-где и молодые деревца. Слева от дороги виднелся полуразрушенный хутор, возле которого замерли проржавевшие остовы автобусов и грузовиков. Стояла тихая погода, лишь легкий ветерок едва колыхал пожухлую траву. Мы не спеша дошли до полуразрушенного железнодорожного моста, с которого свисал, чудом не падая, товарный вагон. Здесь мы остановились. Со стороны моста нам навстречу вышло еще шестеро военных. Они обменялись короткими фразами, и бывшие здесь до нас устремились в направлении армейской базы. У нас началось дежурство.
Дни летели за днями, дежурства за дежурствами, стрельбы за стрельбами. Мой новый друг Санек под руководством Петровича научился ухаживать за мной, аккуратно протирая каждую мою деталь, постоянно тренировался в стрельбе, и надо сказать, что его постоянное совершенствование в этом деле было не всецело моей заслугой – парень и сам очень старался. Через пару-тройку месяцев он уже спокойно стрелял с бедра, и что удивительно, даже в этом неудобном положении почти не мазал. Я блаженствовал. В рейдах было интереснее – иногда приходилось стрелять по живым мишеням. Это были не люди, а какие-то уроды, не похожие ни на одно виденное мной ранее животное – собаки без глаз с облезшей изъязвленной шкурой, неимоверно огромные кабаны с рядами устрашающих клыков в пасти, колобки на крабьих ножках и с получеловеческим лицом, постоянно бормочущие какую-то чушь – псевдоплоти. Мы с Саньком успешно отстреливали всех, кто дерзал покуситься на нашу жизнь. Мы исходили все ближайшие окрестности базы, всю, как это здесь называлось, локацию «Кордон».
Однажды, во время дежурства на все том же мосту, на нас напал, как мне показалось, искалеченный человек – он передвигался на четвереньках, был одет в жуткую рвань и зачем-то напялил на лицо противогаз. Я почувствовал, что Санек занервничал. Он выпустил несколько коротких очередей в пришельца, но тот, похоже, отличался завидной живучестью, потому что он в ответ только дико заверещал и совершил гигантский прыжок к нам. Санек продолжал палить в него, потом стал быстро отступать, на ходу выдергивая пустой магазин и вставляя на его место новый. Так, пятясь, он огрызался короткими очередями, пока не случилось что-то из ряда вон выходящее. Нас резко вздернуло вверх. Лицо Санька исказилось в ужасе, нас стало крутить все быстрее и быстрее, а потом словно стало тащить одновременно во все стороны. С резким противным звуком Санька разорвало на части, меня деформировало и отбросило под ноги нападавшему на нас. Тот со злости схватил меня лапой и стал молотить мной о ствол ближайшего дерева, после чего отбросил далеко в сторону. Я рухнул в траву.
Я лежал несколько недель, прежде чем меня снова побеспокоили. Это был молодой парень в светлой брезентовой куртке и с простеньким марлевым респиратором на лице. Он повертел меня в руках, потом закинул за спину и куда-то понес.
Мы спустились в какое-то подземелье. Там была довольно большая комната, разделенная пополам решеткой, в которой было вырезано окно. За столом с той стороны сидел лысый старик с рожей самого распоследнего алкоголика.
- Ну, чего надо? – проворчал он.
- Да вот, хабар принес. Посмотришь?
Он вытащил меня на свет. Старик ухватил меня цепкими руками, придирчиво осмотрел. От его взгляда не ускользнуло ни одно мое повреждение.
- Дрянь, - заключил он. - Ствол покорежен, все ржавое… Впрочем, судя по номеру, ему еще и года нет. Возьму на запчасти. За двадцатку.
- Сотня! – не уступал нашедший меня человек.
- Да ты оборзел совсем, салага! Тридцать пять дам, и катись отсюда к чертовой матери!
- Ну ладно, - промямлил тот, сгреб полученные деньги и ретировался. Старик задумчиво посмотрел на меня.
- Тьфу блин, благотворительностью решил заняться на старости лет… Ему красная цена в таком состоянии – шапка сухарей, а я, дурак старый, купил. Ну ладно, черт с ним, раз уж так вышло. Давай посмотрим, что из запчастей уцелело, а остальное выкину к дьяволу.
И он потянулся за отверткой.